Творение общества, создающего институты, как общества институционализированное является каждый раз
общим миром - kosmos koinos:
полаганием индивидов, их типов, их отношений и их занятий; но также и полаганием вещей, их типов, их
отношений, их значения - и те и другие берутся всякий раз в измерениях и системах отсчета, устанавливаемых как
общие, дающие им быть вместе. Эта институционализация есть установление некоего мира в том смысле, что оно
должно и может охватить все, что все должно в нем и через него быть, в принципе, сказываемым и
представляемым и что все должно безусловно включаться в сеть значений, все должно иметь смысл. Способ,
каким всякий раз все имеет смысл, и смысл, который оно имеет, зависит от ядра воображаемых значений
рассматриваемого общества. Но подобное схватывание никогда не обеспечивается полностью: то, что ему не
поддается, иногда почти в полном безучастии, может быть и является некой решающей силой. То, что не
поддается подобному схватыванию, это загадка мира как просто мира, который сохраняет себя позади
социального общего мира как бытие-при, то есть как неисчерпаемый запас иного и как неумолимый вызов
всякому установленному значению. То, что ему не поддается, это также само бытие общества как общества
создающего институты, то есть, в конце концов, как источника и как истока инаковости или вечного
самоизменения.
Институционализация социального мира всякий раз необходимо является установлением того, что есть и не есть,
имеет значение и не имеет значения, как того, что может делаться и не может делаться, как «вне» общества (по
отношению к «природе»), так и «внутри» последнего. И как таковое оно необходимо должно быть для общества
также «присутствием» небытия, ложного, вымышленного, просто возможного, но не действительного. Именно
посредством синергии всех этих схем означивания для данного общества создается «реальность».
Реальность, язык, ценности, потребности, труд каждого общества определяют всякий раз в их особом способе
бытия организацию мира вообще и мира социального, соотносимого с воображаемыми социальными значениями,
устанавливаемыми рассматриваемым обществом. Также именно эти значения образуются-выводятся в
присутствие во внутреннем сочленении общества - постольку, поскольку сообщество может институ-
ционализироваться как распределенное на категории индивидов, как просто симметрично разделенное или
асимметрично раздробленное во внутреннем столкновении и через него; в организации отношений между полами
и в воспроизводстве общественных индивидов; в установлении особых видов и частей социального делания и
социальных занятий. В равной степени здесь они относятся к способу, которым общество соотносится с самим
собой и со своим собственным прошлым, настоящим и будущим; и к способу бытия для него других обществ.
Подобная спецификация совершается посредством огромного количества институтов и вторичных воображаемых
значений - вторичных не в том смысле, что они являются менее значимыми или просто производны-
ми, но в том смысле, что все они удерживаются вместе установлением главных значений рассматриваемого
общества. Последние не могут существовать без первых; между ними нет отношения первенства, и на рас-
сматриваемом здесь уровне подобные отношения вообще не имеют смысла. Так, предпринимательство есть
вторичная институционализация капитализма, но без него нет капитализма.
Во всей полноте этих вторичных институтов и через нее обеспечивается и продолжается жизнедеятельность
общества как общества институционализированного, что подразумевает также размножение институтов (и
значений), по-настоящему вторичных и производных (то, что мы обычно имеем ввиду, когда говорим об
институтах).
Как в качестве создающего институты, так и в качестве институционализированного общество по сути своей есть
история, а именно - самоизменение. Институционализированное общество не противопоставляется обществу,
создающему институты, как мертвый продукт - деятельности, которая дала ему быть; оно представляет
относительную и преходящую закрепленность-устойчивость устанавливаемых форм-фигур, в которых и через
которые первичное воображаемое только и может быть и давать себе быть в качестве общественно-
исторического. Вечное самоизменение общества есть само его бытие, которое проявляется посредством полага-
ния форм-фигур, относительно закрепленных и устойчивых, и посредством распадения этих форм-фигур, которые
могут быть всегда лишь пола-ганием-творением других форм-фигур. Каждое общество также дает быть своему
собственному способу самоизменения, который также можно назвать его временностью, то есть также дает себе
быть в качестве способа бытия. История есть онтологический генезис не как производство различных ярусов
сущности-общества, но как творение в каждом обществе и им самим какого-то иного типа (формы-фигуры -
стороны-смысла: eidos) бытия-общества, которое является творением новых типов общественно-исторических
сущностей (объектов, индивидов, идей, институтов и т. д. и т. п.) сразу на всех уровнях, на уровнях, которые сами
полагаются-творятся обществом, данным конкретным обществом.
Даже в качестве институционализированного общество может быть лишь в вечном самоизменении. Ибо оно
может институционализироваться лишь как установление некоего мира значений, которые исключают тождество
и существуют лишь посредством сущностной возможности быть другими; а также посредством созидания
общественных индивидов, которые являются таковыми и могут жить и действовать как таковые, только если их
социализация придает форму проявлениям их первичного воображения, но не разрушает последнее. Верно, что
всякий раз полагаемый институт как таковой может быть лишь нормой тождества себе, косностью и механизмом
самопродлевания; но верно также, что то, в чем
должно было бы иметь место тождество себе, установленное значение, может существовать, лишь изменяясь, а
изменяется оно социальным деланием и социальным представлением-говорением. Таким образом через
изменение того, нормой тождества чего она должна быть, изменяется сама норма - в ожидании того, что она будет
разрушена открытым пола-ганием какой-либо иной нормы.
Стало быть, общество всегда является самоинституционализацией, самоустановлением общественно-
исторического. Но подобное самоустановление как таковое, как правило, не осознается (что порождало убеж-
дение, что оно как таковое не может себя сознавать). Отчуждение или гетерономия общества есть
самоотчуждение; это затемнение бытия-общества как самоустановления в его собственных глазах, заслонение его
существенной временности. Подобное самоотчуждение (поддерживаемое одновременно ответами на потребности
психической деятельности, которые часто давались в истории, как даются и сейчас, собственными тенденциями
институтов и почти неукротимым господством логики-онтологии отождествления) проявляется в социальном
представлении (оно само всякий раз также институционализируется) о некоем внесоци-альном происхождении
общественных институтов (происхождении, относимом на счет сверхъестественных существ, Бога, природы,
разума, необходимости, законов истории или так-бытия Бытия). С этой точки зрения существенная часть
традиционного мышления является лишь уразумением этой гетерономии общества и как таковое - одним из ее
проявлений. Его ответы на вопросы о мире и об истории, даже если его вопрошание остается открытым, всегда
располагаются на той почве, откуда благодаря конструкциям исключаются как первичное воображаемое - как
общественно-историческое и как первичное воображение, - так и неопределенность, творение, временность как
сущностное самоизменение. По большей части порожденное фантазмом о господстве как исчерпывающем
определении бытия в теории и посредством теории, традиционное мышление отказывается от него лишь для того,
чтобы потонуть в меланхолии немощи, или для того, чтобы полагать себя строго определенным свыше и
утешаться, говоря, что именно бытие сказывает себя в нем и через него. С самого начала основанное на
затемнении делания и бытия как действия, оно испытывает nemesis по отношению к нему, будучи обреченным не
ведать о своей собственной природе мыслящего делания, о себе как о проявлении и способе бытия общественно-
исторического.
Совершенно очевидно, что самоотчуждение или гетерономия общества не являются «простым представлением»
или неспособностью общества представлять себя иначе, как устанавливаемое свыше. Оно воплощается, резко и
грубо материализуется в каждом отдельном общественном институте, примешивается к его конфликтам,
передается и опосредуется всей его организацией, нескончаемо воспроизводится в жизнедеятельности
общества, в так-бытии общественных объектов, занятий, индивидов и через них. К тому же преодоление
(которого мы добиваемся, потому что мы этого хотим и потому что мы знаем, что другие люди хотят этого, а не
оттого, что таковы законы истории, интересы пролетариата или судьба бытия), институционализация некой
истории, в которой общество не только сознает себя, но и творит себя как недвусмысленно самоустанав-
ливающееся, предполагает полное разрушение известных общественных институтов вплоть до их самых
невообразимых закоулков, которое может быть лишь полаганием-творением не только новых институтов, но
нового способа установления себя и нового отношения общества и людей к ин-ституционализации. Ничего
вокруг, насколько хватает глаз, не позволяет утверждать, что такое самопреображение истории невозможно; не
существует никакого места (кроме вымышленного и, в конце концов, бессмысленного не-места логики-онтологии
отождествления), где мог бы сидеть тот, кто выказывал бы это утверждение. Самопреображение общества
относится к социальному (а стало быть, и к политическому в глубочайшем смысле этого слова) деланию людей в
обществе и ни к чему иному. Мыслящее делание и политическое мышление (мышление общества как творящего
себя) является его существенной составляющей.